Я буду краток.
(Самовнушение)
Катится автобус по вечернему городу
Я гляжу в окно, я получаю информацию…
(Чиж)
Эссауирской пятерке.
Неофициальным девизом «экстрим-конкурса», проведение которого стало поводом к написанию этой истории, стало изречение «Краткость — сестра нашего брата таланта». Напомнило мне это старый анекдот. В далекой, изредка солнечной Британии, был объявлен конкурс на самый короткий рассказ. Необходимыми условиями содержания предполагаемого художества было — осветить вопросы религии, коснуться жизни королевской семьи, немножко приправить сексом, и присыпать таинственностью. Через некоторое время был объявлен рассказ-победитель. Выглядел он так: «О Боже,-воскликнула Королева. Кажется, я беременна, и непонятно от кого.»
Настолько лаконичен быть я не умею, хотя попытаться можно. Итак, краткое содержание того, что вы в развернутом виде прочтете ниже, могло бы теоретически уложиться в одно существительное, одно наречие и один предлог. Или союз. Скорее все-таки союз. Неважно. Расставляются эти части речи в любом порядке. Вот так: «Жесть, но здорово». Или так: «Здорово, но жесть». По другому уже не получается, да и слава богу — чем проще, тем лучше.
Но ведь совершенно непонятно, о чем речь, скажете вы. Правильно, зато это универсальный рассказ об экстремальном путешествии. Заметьте, я обхожусь даже без междометий, усиливающих впечатление. Навроде «Ыыыыы, ой, ах, увы». Это какая же свобода воображения предполагается в данном конкретном случае! Из серии «додумай сам»…
Нет, так дело не пойдет. Эдак и вы черт знает что себе надумаете, и я не расскажу того, о чем искренне собирался. Ну нет, на это я пойтить не могу. А значит… А значит, устраивайтесь поудобнее, капните в глазки визинчику, у кого глаза устали от вредоносных излучений компьютерных экранов, отключите утюг, мобильник, воду, свет. Чтобы ничто не отвлекало. Поехали? Ну, поехали.
Примечание: поскольку во время событий, описанных в этой истории, фотографий никто не делал, иллюстративная часть несколько абстрактна.Но — все фото наши, и все из Марокко.
Мы не большие поклонники экстремального времяпрепровождения. Вряд ли вы увидите нас, бредущих с палаткой в гору, или сплавляющихся по реке на плоту. Почему так — даже разбираться неохота, то ли годы уж не те, то ли встает медленно — в общем, любим мы комфорт и сухость. Меж тем, экстрим — он на то и экстрим, чтобы проявляться порой в совершенно стандартных жизненных ситуациях, там, где, казалось бы, его и не ждешь. Вот скажите, чего такого экстремального в путешествии обычным междугородним автобусом, простом перемещении из пункта «а» в пункт «б»? Ага, вот и вы говорите «ничего особого». А если речь идет не о поездке из Москвы во Владимир (хотя иному цивилизованному иностранцу дай прокатиться на электричке Москва-Петушки — он кони и отбросит от ужаса), а требуется проехать из Эссауиры в Агадир? Это в Марокко, если кто не в курсе. Что, тоже «ничего особого»? Плавали — знаем? Ну, кто действительно плавал, тот поймет, и сравнит наши ощущения со своими, а кто еще не сподобился — будет знать, что его может ждать в подобной, отнюдь не гипотетической ситуации. Итак, занавес поднимается.
Акт I. Купите билетик.
Белоснежный автобус «Капитал Тур», мягко шурша чисто вымытыми колесами, исчезал в прозрачно-голубой дали, унося с собой наших попутчиков по 3-ему слету блоггеров-путешественников, что имел быть место в Марокко в мае 2009 года. Пятеро оставшихся не махали ему вслед платочками, не вытирали скупые слезы, а заговорщически переглядывались и ПРЕДВКУШАЛИ. Еще бы! Перед ними лежала Эссауира — красавец-город, принадлежащий им безраздельно на целые сутки. Но о том, как легли карты, и почему мы решили презреть здоровое чувство коллективизма, изменив ему с куда как более интимным чувством локтя, я уже писал. Так что повторяться буду лишь в части событий, имеющих непосредственное отношение к теме нашего сегодняшнего разговора.
Отстать от группы, чтобы оглядеться в понравившемся городе — не фокус. Засада заключалась в том, что догнать своих нам кровь из носу было необходимо не позднее следующего вечера. Мероприятия, знаете ли. Торжественный гала-ужин, а наутро послезавтра — уже и отъезд. Будучи людьми ответственными, некоторые предварительные изыскания мы уже провели, и знали, что из Эссауиры в Агадир добраться можно двумя способами — на такси, или на автобусе. Первый вариант отпал сразу- впятером в марокканском полуразрушенном такси, да еще с вещами, это, знаете ли, было бы наверное посильнее даже автобуса. А второй, он же единственный вариант требовал приложения определенных усилий. Для начала — хотя бы найти автостанцию, дабы ознакомиться с расписанием и по возможности сразу купить билеты. Недаром теоретики музыки утверждают, что импровизация должна быть хорошо подготовлена.
Не зная броду… То есть, не говоришь в Марокко хотя бы по французски (хорошо бы, по арабски, но… но извините…) — имеешь проблемы. В 80% случаев тебя не поймут. Хотя, бакшиш почуя, будут очень стараться. А объясняться жестами все-таки муторно. Благодаренье богу, хоть один Черепанов из нас пятерых языком владел вполне пристойно, что обещало ему- языковую практику, а нам — теоретическую расслабленность и негу.
Первый указующий перст, на вопрос об автобусах, отправил нас к маленькому киоску, горделиво возвещавшему, что перед нами «бюро путешествий». Одинокая частная лавочка предлагала отправиться в различные марокканские города «группе до 6 человек», время отправления до Агадира было указано только одно — 11 утра. Не годится. Да и не похоже было это на автостанцию в нашем понимании. Где большие междугородние лайнеры, наподобие отчалившего нашего? Ответа на этот простой вопрос нам в частной лавочке не дали, напирая на то, что «а нафига вам? Мы ж вас довезем." Вежливо говорим, что зайдем позже, и идем дальше, по неясному азимуту, надеясь, что кривая таки вывезет, а язык доведет если не до Киева, то хоть куда-нибудь.
Наконец один проходилец мимо более-менее внятно указывает нам дорогу. Ура, все это время мы интуитивно двигались в правильном направлении! Однако идентифицировать искомый объект нам удалось лишь тогда, когда мы уперлись в покосившийся железный забор, исключавший возможность дальнейшего поступательного движения. То, что нам удалось разглядеть, менее всего походило на автовокзал в нашем понимании. За забором, в клубах пыли цвета сахарского песка, бродили козы, гуси, и неясные личности в бейсболках, время от времени вытягивавшие шею, и разражавшиеся со скоростью станкового пулемета призывным кличем: „агадирагадирагадирагадир! Марракешмарракеш—марракешагадир!“ Автобусы во всем этом песчаном мраке как-то вообще не угадывались. Настало время Черепанова проявлять чудеса коммуникативности.
„Всем ждать здесь, щасвернусь!“ — промолвил отважный знаток африканских нравов, и растворился в пылевом облаке. Через минуту вынырнул, скрипя песком на зубах, истребовал 25 дирхам, и, не дослушав недоуменных вопросов, нырнул обратно. На сей раз „айлбибэк“ продолжался чуть подольше, и увенчался чем-то отдаленно похожим на успех. Ибо материализовавшийся во второй раз серовато-бурый Черепанов бережно держал в руках пять серовато бурых бумажек, исписанных карандашом. Э… Только закоренелый оптимист мог отдать в обмен на ЭТО чудесные марокканские бумажки с профилем короля Мохаммеда. Из понятного — только время отправления — 16.30, все остальное — арабская вязь неисповедимого назначения… Но — притяжение Эссауиры столь велико, что мы со смутным чувством наполовину исполненного долга, решаем, что Аллах велик, пропасть не даст, утро вечера мудренее, разберемся, да и вообще — уедем как-нибудь…
Акт II. Он сказал „Поехали“.
Сутки в Эссауире пронеслись, как миг единый. Город очаровал, покорил, влюбил в себя. И вот, нагруженные сувенирами, впечатлениями и хорошим настроением, мы подходим к автостанции, где нас ждет еще не вполне ясное будущее. На нас снова наваливаются пыль, козы, и завывания „агадир-агадир“, только на этот раз нам отступать уже некуда — бумажки на руках не терпится как-то пристроить по назначению.
— Тём,- спрашиваю у Черепанова,- а как нам автобус наш найти?
— А бог его знает,- беззаботно тянет уставший от многочасовой переводческо-закупочной деятельности Артём.
— В каком смысле?
— А в прямом. Тот парень, что мне билеты вчера продавал, сказал, — „придешь на автостанцию, найдешь меня, я вам покажу, на чем поедете…“
Ой. От такой простоты решений меня прошиб холодный, как мозги чекиста, пот.
— Да ты хоть узнать-то его в состоянии? Его ж кроме тебя никто не видел!
— Ща, погоди минутку, кепка на нем была такая…
Кепка!!!! Кепка, твою мать! Хорошенькое дело — идентификация того-кого-никто-не-видел, в толпе арабов по бейсбольной шапочке…
Тем не менее, Черепанов уже куда-то навострил лыжи, махнув нам попутно рукой, чтобы мы не маячили тут, как тополи на Плющихе, а шли в здание, притулившееся аккурат за рядами автобусов. Да, все-таки хотя бы автобусы здесь были. Разношерстность автопарка вызывала легкую оторопь и смутные мысли о теории эволюции. Не человека, но автобуса, как подвида автотранспорта. Вполне приличного вида „Мерседесы“ и „Неопланы“ соседствовали с какими-то дедушками без дверей и окон времен первой русской революции. Весь этот самодвижущийся склад металлолома, меж тем, находился в состоянии готовности ехать куда-нибудь хоть сию секунду — под парами, зазывалы только что за руки не хватают. Только вот далеко ли вся эта халабуда способна уехать? Проклиная все на свете, бредем в пошарпанное здание поодаль — хоть от солнца укроемся.
Заходим — и понимаем, что понимаем мы в этой катавасии всё меньше. Весь так называемый „зал ожидания“ уставлен небольшими будочками, на которых вывешено что-то вроде расписания. Ах, вот оно что! Государственные компании — перевозчики в Марокко, скорее всего отсутствуют, а посему перед нами — кассы частных контор „рога и копыта“, да и крикуны на улице, видать, тоже у них на довольствии. Их задача — не дать сомлевшему путнику уйти к конкуренту, а всучить ему билет именно своей концессии. Желательно задолго до подхода к кассам. Ибо там уже есть возможность выбора. Что, собственно, с нами и произошло. Всучили, втюхали! И сидеть нам теперь здесь, всученным, пока кто-нибудь из этих рыцарей колес и сидений не идентифицирует свою бумажку…
— Гляди-ка,- отвлек меня от мрачных раздумий голос одного из спутников, Олега,- Мы, по-моему, здесь единственные белые.
Час от часу не легче. Оглянулся. Да, так и есть. И зал как-то притих нехорошо. И полицейского, как назло, сирокко сдул, только его и видели…
Ма—ма. Сердце мое ухнуло куда-то в район солнечного сплетения, нехорошо похолодели уши… Разум услужливо начал рисовать жуткие картины из серии „и никто не узнает, где могилка моя“. Трясущимися, как вагон метро, руками, достаю сигарету…
— Эй, хватит курить уже!- в вокзальный полумрак, осветив его, подобно солнышку на закате, просочилось довольное лицо Черепанова. — Пошли, автобус ждет.
Вай ме! Надо же! Оно работает! Автобус — это хорошо. Автобус, это черт его просто знает, как замечательно. Автобус — это значит, что всё идет по плану! Подхватываемся и бежим за нашим марокканским провожатым, который балаболит что-то дружелюбное, впрочем, уже совершенно неважное.
Уууу, да нам и здесь еще повезло! Снаружи транспорт выглядел вполне презентабельно — белый, неожиданно чистый „Мерседес“. Внутрь, скорее внутрь. Мой внушительный, купленный в Марракеше, саквояж, услужливо подхватывает некая личность с редкими, как частокол, и столь же кривыми зубами, запихивает его в багажное отделение, требуя за нехитрую операцию 5 дирхам. На, отвяжись. Белый сагиб спешит, поэтому белый сагиб спорить не будет, он доволен и щедр.
Сколько раз твердила мне мама, что любовь с первого взгляда — жестокая обманщица. Забравшись в салон, как Иона в чрево кита, и в пару секунд адаптировавшись к полумраку, я осознал, что вот теперь-то наконец мы попали, и попали крепко. Внутри нас ждала разруха имени памяти профессора Преображенского. Ощущение было, что кузов и салон нашего транспортного средства все время существовали в каких-то параллельных реальностях. Кузов холили, леляли, красили, и даже иногда выпрямляли молотком случайные вмятины… Салон же где-то летал. Тонул. Горел. В нем возили гробы, котов и мандарины. Которые переворачивались, гадили и гнили… Пол в разводах, отстающая обшивка, полуживые кресла. В дополнение ко всему рабочее, так сказать, место водителя, украшали детали уже мною изрядно подзабытого „хач-тюнинга“ — бахрома над лобовым стеклом, различные вымпелы и вымпелочки, куколки… Последний раз я такое видел, будучи еще ребенком в Сухуми, только там в антураже еще наличествовал непременный портрет Сталина. В этом автобусе вождь народов не ехал, но король Мохаммед присутствовал…
При всем при этом окружающая обстановка никого, кроме нас, и еще двух молодых ребят европейского вида, что уже раположились в паре рядов впереди, и озирались с диковатым выражением на лицах, не шокировала. Видимо у нашей пятерки лица были примерно такими же, потому как, встретившись с нами взглядом, европейцы заметно повеселели и расслабились. Автобус начал постепенно заполняться странниками, являя собой концентрированный срез марокканского общества.
Интеллигентно-профессорского вида пожилой джентльмен с бородкой и в очках, в хорошем плаще и помятой бейсболке. Совсем молодая пара с маленьким ребенком. Нахальный удолбаный подросток с глазами — маслинами навыкате. Женщины в джелябах. Последним в салон, пошатываясь от заслуженной старости, ввалился вполне фольклорный старик Хоттабыч в стеганом халате неопределенного от грязи цвета, босиком, при чалме и с небольшим полотенцем цвета халата. Худо-бедно утвердившись на ногах, он, недолго думая, свалился сразу на два кресла аккурат позади нас с Ритой, и тотчас принялся помирать. Помирал он совершенно натурально, не вызывая, несмотря на несомненность данного факта, ни в ком ни сочувствия, ни желания как-то помочь. Кашлял, сморкался попеременно то в халат, то в чалму, пускал газы, при этом то жалобно бормотал, то начинал шепеляво, но громко что-то гундеть беззубым ртом… естественно, о том, чтобы как-то прикрыть пасть во время всех этих отправлений, речи и быть не могло, поэтому прикрыться нам пришлось самостоятельно. Когда неведомый приступ прошел, Хоттабыч лег себе на кресла и мирно притих, укрывшись полотенцем. Пора было ехать…
Пора, говоришь? Время, говоришь, расписание? Ха на тебя три раза. В том смысле, что руку подними, резко опусти, и забудь свои чаяния. И вспомни, как ты проклинал итальянский поезд regionale, опаздывающий всего-ничего, на 5 минут… В Марокко свои представления о времени и расписании. Час туда — час сюда вообще никого не волнует, так что замечания о том, что где-то в Агадире в пятизвездочном отеле уже вовсю шкворчит на сковородах праздничный ужин, оставь при себе, все претензии — господу Богу. А вот кстати, и он, не заставляя себя ждать, входит в автобус, подволакивая ноги, в образе какого-то уж совсем потасканного дервиша — с бельмом на глазу, небритого, без зубов, но в непременной бейсболке.
Мы было предположили в нем какого-нибудь банального нищего — попрошайку, и думали, что сейчас его как-то попросят из автобуса, ан нет — денег просить он и не думал, зато неожиданно громким, хорошо поставленным голосом, затянул что-то вроде „молитвы отправляющегося в путь“. Причем в контексте всего происходящего абсолютно близкую нам и понятную на уровне чистого подсознания.
„Аллах, как водится, велик“,- нараспев тянул он. „Так попросим же у Аллаха милости к этому автобусу, да не проколятся колеса его. Пусть безотказны в разумных пределах будут его тормоза, пусть карданный вал, что развалился в прошлом месяце, на сей раз протянет хоть полдороги, и пусть вода в радиаторе превратится в тосол марки „Шелл“. Да вот если б рулевая рейка еще выдержала — было б неплохо, о пророк, а то ведь дорога впереди горная… Короче, братья и сестры — Аллах вам акбар, и попутный ветер, а уж коли что — увидимся в раю.“
Вот теперь уж точно. Поехали, ядрит твою, поехали!
Акт III. В пути.
Надсадно урча, наш белокурый „Мерседес“ вывалился из пыльного чрева автостоянки на городские улицы. Но набирать скорость, равно как закрывать двери, почему-то не спешил. Сопровождающий, он же кондуктор, он же грузчик высунулся из открытой двери и продолжал свои заклинания… „агадирагадирагадир“. Видимо наличие даже пары пустых кресел в салоне в планы водителя не входило, — билеты проверены, пассажиры посчитаны, непременно нужно подкалымить. И правда, еще где-то на протяжении пары километров в практически не тормозящий автобус кряхтя подсаживались люди,- кому до ближайшей деревни, кому подальше, все мы люди, ехать надо, возьми, сынок, трудовую дирхамину… Постепенно автобус набился окончательно, двери закрылись, окна наоборот — без кондиционера трудновато, дорога дальняя, дедушка сзади, гад такой, регулярно помирает, содрогаясь в кашле, в попытке удержаться на сиденье вцепляясь своими клешнями Рите, сидящей впереди, в волосы. Всё пучком, всё по плану. Ну за исключением того, что, судя по всему, пятая передача в автобусе не работает, на скорости более 60-ти весь наш передвижной марокканский хаммам надсадно воет, трясется и вибрирует, да еще и тормозит водитель в основном с помощью ручника, и с жутким скрежетом того, что раньше было колодками. Всё по плану, все хорошо.
Дорога вдоль моря из Эссауиры в Агадир лишь немногим уступает по красоте тому пути через атласские горы, что мы проделали из Урзазата в Марракеш. Километры, многие километры абсолютно нетронутых цивилизацией песчаных пляжей, навевающие мысли о перспективах марокканского туризма, сменяются крутыми горными перевалами. Здесь и мысли иные — о бренности всего сущего.
Там и тут попадаются одиноко стоящие куббы-то ли могилы святых, то ли небольшие мечети. И — деревни, деревушки, — автобус то, хоть и междугородний, а все-таки рейсовый… Наблюдая за километровыми столбами, мы даже чуточку повеселели — полпути уже позади, а времени у нас с запасом… Вот и еще одна остановка. Ух ты ж — это прямо-таки райцентр какой-то! Даже кафе наличествует. И вдруг наш железный конь, бывший когда-то гордостью немецкого автопрома, перестает кряхтеть и содрогаться, гостеприимно распахивает двери, и все, кто был на борту, устремляются в это самое кафе. Те, кто не устремляются, ну вроде нас, попадают в лапы заполонивших салон уличных разносчиков, повадками удивительно напоминавших наших бабушек на глухих полустанках. Только здесь вместо картошечки, водки и огурчиков — сникерсы и прочие плюшки — печенюшки. Мать вашу, это что же, обеденный перерыв? Пикник? Нам же ехать надо.
Совершенно не представляя, сколько эта плановая остановка будет длиться, вылезаю на улицу перекурить. Только засовываю сигарету в рот, как автобус, взревев, начинает куда-то ехать. Скорости моего реагирования, усиленной боязнью остаться черт-те где, позавидовали бы, наверное, иные спецназовцы. Мотыльком, пылинкой на ветру, влетаю в салон, и вижу широкую ухмылку нашего сопровождающего — грузчика. Да нет, не едем мы пока, просто автобус принял более удобное положение в придорожном пространстве…
Ладно, не едем, так не едем. Мы сейчас подневольные, покурим еще — попытка номер два. И тут чья-то рука с анрацитовыми ногтями обнимает меня за плечи…
Оборачиваюсь — опять он. Все тот же, с позволения сказать, ассистент водителя, решил скрасить мое растерянное одиночество у автобуса. Ну и страшен ты, братец, вблизи… чистый Отелло. Ща душить начнет. 16 золотых зубов на 8 натуральных, кожаная куртка (это в 30-градусную-то жару), грязь, вьевшаяся в морщины. Смертоубийство, к счастью, в его планы, видимо, не входило, сердешному хотелось поговорить.
Вот мне и выдалось впервые услышать, как звучит марокканский французский. Воистину, впечатления удивительные. Ибо — ни одного знакомого слова, ничего похожего на французское произношение, так, неясное подобие не-пойми-чего, и… при этом-то ли чувства мои к тому моменту были обострены до предела, то ли жесты помогали — но я понимал практически всё.
„Чё, браток, напугался?“,-добродушно вещал абориген. Да ты не боись, мы ж чего ж, не люди, шоль? Мы ж видим, шо вы впервые, видать, тут едете. Первый раз в Марокко-то? От то-то. Не сцы, браток, кто ж вас оставит на дороге-то? Довезем в лучшем виде. По хранцузски не бельмеса ты? От я и сам вижу, что ни бельмеса, да. Ты учи, учи хранцузский, от я например — вишь, свободно говорю то, так и все у нас. Ежли б ты и потерялся где-то хранцузский у нас завсегда поймут, и выташшат, в какую бы дыру ты не заехал. В Агадир, поди, едете? И шо вам там далось, в том Агадире? Дыра дырой… Ах, живете там? Ну ничего, поедем скоро. Остановок больше не будет, да и ехать-то от силы час-полтора. Мы в Марокко отзывчивые, завсегда, ежли шо… А вот, стоим пока, ты рилэкс, браток, на-ка вот, чайку глотни…»
В клешне словоохотливого сердобольного гражданина, словно сам собой, нарисовался вполне кондиционный стаканчик с бурой жидкостью, весь залапанный нестерильными отпечатками множества рук. Проклиная законы арабского гостеприимства, я, внутренне содрогаясь, потянулся было к стакану, но в эту секунду спасительно взревел автобус, явно готовый продолжать свой неспешный бег.
Едем дальше. Море-горы-море, дедушка сзади привычно уже отдает концы, всё путем. Вечереет. А вот уже на горизонте и множество гостеприимных огней Агадира.
— Так, всем смотреть направо,- из полусонной задумчивости нас вывел голос Черепанова. — Сейчас тут такое будет — больше нигде не увидите.
И мы увидели. То, что происходило буквально в 20-ти метрах от дороги, действительно выглядело страшновато и грандиозно. Вся поверхность моря, сколь глаз хватало, была покрыта белыми барашками волн… которые шли… от берега… где-то на горизонте сталкиваясь с движущимися в противоположном, обычно-правильном направлении. Автобус наш начало трясти сильнее, окна пришлось закрыть — такой силы ветер начался снаружи. Фантастика,- ствол одинокого деревца на берегу изогнут практически параллельно земле. Продолжался этот локальный апокалипсис примерно минут эдак 5–7. Почему я не достал ни фотоаппарат, ни камеру — до сих пор не пойму, то, что мы все это время наблюдали, запросто словами и не опишешь. Волны будто всерьез затеяли одним им понятный бой — сталкиваясь, сшибаясь, меняя направления — видели мы и перпендикулярные берегу, и вообще хаотичные какие-то колебания.
Называется это явление КОНТРАСТЕС, и в природе оно встречается очень и очень редко. Утверждают, что мест, где можно на это посмотреть, на белом свете всего около восьми, причем сопряжено это с немалым риском для жизни. Ветер, дующий с моря, словно разбивается о близко расположенные к берегу горы, и меняет направление, образуя своеобразную воронку, эдакий огромный смерч, который никогда не прекращается. Отсюда и непредсказуемое направление движения волн. Останавливаться здесь, а тем более выходить из машин, не очень рекомендуется — как пить дать, свалит с ног. Заходить в море — тем более — унесет от берега к соответствующей матушке. В общем, жутковатое, но завораживающее явление.
Ну вот, пока мы дивились, обсуждали и слушали рассказ Артема об этом чуде, автобус въехал в предместья Агадира. Вот порт, а вот и крепость, что стоит на огромном холме, нависая над городом. Ура, приехали?
А вот держи карман шире! В этом волшебном арабском мире невозможно надеяться на то, что элементарная логика будет работать. Вместо того, чтобы везти нас по главной магистрали города, автобус свернул и не торопясь начал объезд окраинных районов… а они в Агадире, как оказалось, крайне обширны. А время к 9 вечера, то есть, наш Last Supper — финальный ужин, плюс подведения всяческих итогов, по всем прикидкам уже начинается… И сказать, что мы к нему совсем, катастрофически не готовы — ничего не сказать. Черепанов делегируется нами к водителю с просьбой высадить нас у любого скопления такси. Водитель обещает. Едем. Искомого скопления нет. Напоминаем о своей просьбе. Обещает. Едем. Напоминаем. Обещает. В конце концов мы уже сами из окна видим где-то под кусточками пару автомобилей, похожих на таксомоторы. «Стой»,-кричим,- Стой, басурманин!!!»
Ффух… Силы, нервы, а главное время — на исходе. А, прорвемся! Все закончилось, мы почти на месте, а все остальное не так уж и важно. В три минуты две машины подвозят нас к парадному входу отеля «Софитель».
Акт IV. Апофеоз.
В отель мы заходим, диковато оглядываясь по сторонам. Окружающая роскошь несколько давит на мозги и выбивает из колеи. Мимолетный взгляд в зеркало вызывает одно желание — никогда в это самое зеркало не смотреть. Ох. Засранная эссуэйрской чайкой, некогда ковбойская шляпа. Серо-буро-фиолетовая рубаха, прихотливо вылезшая из некогда голубых джинсов. Это всё фигня, это можно в момент сменить, если, конечно, наши чемоданы не потеряли (отвезли в нужный отель, etc…). Но вот ноги… Ноги — руки проще ампутировать, чем отмыть, это уж без балды. На небритой роже горят огнем невысказанных желаний глаза пещерного человека. А, вот уж плевать, так плевать! Нам бы только вожделенные ключи получить.
Портье за стойкой в сравнении с нами выглядит, как британский лорд, с поправкой на иссиня-черный цвет кожи. Честно говоря, в тот момент, глядя на его безупречный костюм, я бы с удовольствием с ним поменялся — местами, костюмами, жизнью… Однако вот здесь мы воздадим должное вышколенности и профессионализму служащих дорогого отеля. «Сэр» в его устах звучит без издевки, чемоданы и ключи мигом находятся, находится так же и бой, с готовностью провожающий до двери номера. Как ни хочется нам расслабиться — даем себе максимум 20 минут на приведение в порядок, и… ванная в номере одна, что нормально, и первой ее занимает Рита, что нормально более чем. Начинаю раскладывать вещи, пытаясь придать чемоданной помятости брюк и рубашек более — менее артистичный вид. Потом понимаю, что с такими руками, как у меня белое совсем скоро перестанет быть белым. К тому же в роскоши номера любая грязь кажется физически невыносимой. Ну нет, к черту, чего зря время терять, нужно хоть как-то отскрестись.
Ох, фигасе, ну и ванная! Даже не столько сама ванная,- видели и покруче, сколько ее наполнение. Шампуни, гели, кремы, мыло, шапочки, расчески, бритва — всё от Hermes. Ну знаете, такое даже для моего закаленного в боя<
